История жизни монастыря – это не отдельная история каждого человека, тем более не годовая опись всех строек и перемен, происходивших здесь. Это – жизнь общины во Христе: как рождение и становление духовного младенца, его рост, падения, ошибки и преодоления. Это живая ткань нашей духовной жизни, единая, соединившая нас во Христе Его Неисповедимым Промыслом, ведущим ко спасению.
Здесь день как год, и год как день, а времена года – весна, лето, осень, зима – сменяют друг друга так быстро, что не успеваешь задуматься. Оглядываешься назад и удивляешься: монастырю ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ лет, ведь это целая жизнь, а разве каждый день ты помнишь? Или год чем отличался один от другого?
Конечно, были особенные даты – первая Пасха, основание Успенского храма, первый постриг и так далее. Но, вот ведь, что интересно, запоминаются самые трогательные моменты, самые прекрасные, которые полны радости, любви. Господь так нас создал, что мы помним только самое хорошее, а плохое или неприятное забываем. В нас Богом заложена любовь. Мы её забыли, потеряли. Мы разучились любить как дети. Просто так, ни за что.
Проходит много времени, а в нашей памяти остаётся только хорошее, оно всплывает в трогательных воспоминаниях, греет душу, укрепляет в терпении… Вот такие воспоминания не прошли бесследно в моей памяти, они отпечатались в доброй, радостной мысли, что жизнь проходила неповторимо, она оставила духовный след.
Рассказ первый
Инокиня Евфалия (Благушина)
Было это в 2006 году перед праздником Крещения. Зима. Знаменитые крещенские морозы. Я была тогда еще студенткой педагогического университета. Сессия чудесным образом сдана досрочно, и по благословению батюшки Петра первый раз приезжаю в монастырь.
Первое впечатление после Москвы – это обилие белого снега, простор и тишина. Службы в плохо тогда отапливаемом храме. Все прихожане, чтобы не стоять ногами на холодном полу, приносили с собой картоночки под ноги. Вспоминаю замерзший пруд, который мы переходили по сугробам, сокращая себе дорогу к храму, чистку снега огромными деревянными лопатами. Все это для меня, москвички, привыкшей видеть зиму из окна автобуса, необычно и странно. Первый опыт чтения Неусыпаемой Псалтири. И люди. Люди, которые меня окружали.
Монастырь оказался очень молодой, почти все вокруг – мои ровесницы, такие же вчерашние студентки, которые оставили всё, и пошли по такому, как мне тогда казалось, странному пути. На всю жизнь запомнила, как батюшка на исповеди показал мне на сестёр в храме и сказал очень значимые для меня слова: «Посмотри на них, они отдали свою молодость, время, свои силы – Богу». Конечно, тогда невольно вставал вопрос: «А что же могу отдать Богу я? Неужели так и проживу свою жизнь в тепленьком уголке, для себя?» Было страшно, не хотелось оставлять такой знакомый и уютный мир. Но душа уже услышала зов, хотя разум еще противился всему, что его окружало.
Паломники жили тогда на втором этаже, над трапезной. В их распоряжении было просторное помещение, в котором сейчас располагается швейная мастерская. Каждому в «собственность» выделялся матрас, который лежал прямо на полу, а вместо тумбочки полагался пенек, который ставили у изголовья. Нам тогда казалось это очень «по-монашески» и поэтому очень нравилось. Вместе со мною в комнате было еще человек семь таких же молодых студенток, которые по благословению батюшки отца Петра (Афанасьева) приехали паломничать в монастырь. Поэтому скучать не приходилось. Вечерами в нашей паломнической комнате было довольно шумно, весело и так же знакомо, как на студенческих «квартирниках». Вот только темы разговоров были совсем другие. Именно здесь я узнала слова «послушание», «преодоление себя», «жертвенность». Всё было трудно, всё было в первый раз: начистить целую ванну рыбы, тяжелыми деревянными лопатами, за ручку которой брались сразу по двое, расчистить снег вокруг храма, помочь вывезти навоз в коровнике, два часа не прерываясь читать свою череду Псалтири.
Шостье разрушило все мои «книжные» представления о монастыре. Было тяжело, сложно и… интересно. По приезду домой я сделала запись в своем дневнике: «Если уходить в монастырь, то только не в Шостье». Знала бы я, что уже через полгода сама переступлю порог монастыря с решением остаться здесь навсегда, а еще через четыре месяца буду зачислена в послушницы.
Оборачиваясь назад, невольно вспоминаешь слова, ставшие уже избитыми, но сколько в них порою горькой правды. «Если бы люди знали, какая радость их ждет в Царствии Небесном, все бы пошли в монастырь. Но если бы знали, какие скорби ожидают монаха, никто бы не дерзнул пойти». И главная скорбь – встреча с самим собой. Не молитва, о которой так много читал, и не полёт души, а горькая встреча с самим собой: своими немощами, своей слабостью и несовершенством. Часто люди, впервые переступающие порог монастыря, ожидают от его насельников совершенства добродетелей: любви, кротости, незлобия. Но добродетели не вырастают так просто, как грибы после дождя. И порою, когда люди видят немощи и несовершенства монахов, никто даже не подозревает, что в этот момент происходит самая главная первая встреча – встреча с самим собой.
И уже из этой встречи, когда мы увидели себя не такого, как я себе придумал и хотел бы видеть, а себя такого, какой я есть на самом деле. И тогда, из этой грязи несовершенства происходит вторая ГЛАВНАЯ встреча со своим Творцом. И только после многих лет поисков и потерь, когда душа смирится в своей немощи, когда слова «без Тебя не могу ничесоже», проникнут во все силы души, происходит третье чудо – Господь «немощная врачуяй и вся исполняяй» дарует душе чистоту добродетелей.
Но тогда это всё казалось очень далеко, почти несбыточно. И была зима, мороз и мой первый в жизни монастырь.
Рассказ второй
Монахиня Анна (Дёмина)
Крестилась я поздно и понятия не имела, что такое монастырь. Моим духовным отцом стал отец Пётр. Он послал меня в Шостье. Я приехала сюда в числе самых первых сестёр. Всё было необычно, ново, интересно. Корпуса тогда не было, поэтому жили в деревне, в частном доме. Холодно было, всё продувалось, мы усиленно и прочно все дыры укрывали старыми пальто. Раньше я жила в Москве, кругом привычная цивилизация, удобства, комфорт – а здесь?
Ну, вот, к примеру, вспоминаю свой первый ночлег. Приехали с Наташей Кузьминой (ныне благочинная монастыря монахиня Саломия). Нас встретила в доме Надежда (ныне монахиня Ксения). Худенькая, заботливая, хлопотливая – она с такой любовью устраивала мне посередине избы ночлег на деревянном диванчике! Копошилась, как птичка над гнездом, а я думала: «Как я буду так спать? Никогда не спала в таких условиях! Точно не усну!» Как бы не так! Спала так крепко, просто чудо какое-то.
В храме было очень холодно. Каждый приносил под ноги дощечку, чтобы ноги не мерзли. Гудели какие-то доисторические агрегаты – бойлеры – которые очень шумели и гудели, но всё-таки было намного теплее с ними.
Позже мы переехали на постоянное место жительство в здание старого интерната и пришлось ходить в храм по дороге. Это было то ещё испытание! Весной разливалась на дороге такая лужа, что её звали не иначе как река. Пройти было невозможно, поэтому ставили ящики и по ним перебирались. Позже Батюшка (архимандрит Пётр (Афанасьев) – прим. ред.) «разобрался» с этим «водохранилищем» – проложили даже трубу, появился сток воды и лужа постепенно высохла.
Меня часто посылали за грибами в лес. Надо сказать, что это одно из любимых моих занятий. Сколько было в лесу ягод, грибов! Мы собирали и чистили, готовили в русской печи борщи, каши, грибы. Это необыкновенно вкусно и полезно.
Какое-то время я несла послушание в деревне Кулово, где подвизались братья (в Кулово располагается подворье Заиконоспасского монастыря – прим. ред.), готовила им обеды. Жили без условий, топили печь, носили воду из колодца, готовили в печи. И пост держали строгий…
Яркие воспоминания остались о природе и красоте окружающего мира. Тишина, лес, запахи лесные, закаты и рассветы. Помню прилёт журавлей на поле. Выйдешь на крыльцо – дымка такая нежная и журавлики клокочут.
В храм ходила из Кулово пешком пять километров, и было это в удовольствие. Иду по дороге, а жаворонок летает прямо над головой. Как будто провожает.
Никогда не могла насытиться лесом. Свободный денёк – и опять в лес! Трава выше пояса, тропы нехоженые. Один раз я гуляла по лесу и вышла на удивительную поляну – посреди её небольшое лесное озеро. Откуда оно здесь? Плавают по нему дикая уточка и селезень, а берег крутой, обрывистый, поросший травами. Кругом земляника, душистые травы. Как в сказке…
Мы жили в доме с послушницей Людмилой и читали на крыльце полунощницу. Пели, а душа так отдыхала в этой первозданной красоте и тишине! Людмила часто пела: «Уголок России, отчий дом…»
Рассказ третий
Монахиня Анисия (Перова)
Я раньше жила в Эстонии с мамой и папой, и мы часто ездили в монастырь Пюхтицы. Мне там нравилось, природа красивая: сосны, озеро.
Когда подросла, появились мысли о замужестве, но и о монастыре тоже задумывалась. «Хочу в монастырь», – словно не от меня внутри кто-то говорил. С такими неопределёнными мыслями приехала я с родителями в Сергиев Посад, в Троице-Сергиеву лавру, к старцу Науму. Он не сразу смог принять, пришлось ждать и молиться у дверей его кельи. На третий день приезжает отец Пётр к старцу и две игумении – матушка София и матушка Мария (ныне почившие). Я, вроде как, с женихом приехала, взять благословение на брак, а у самой мысль «хочу в монастырь». Этими мыслями я с матушками поделилась. Так мы и оказались все вместе у старца: отец Пётр, матушки и я. Матушки после разговора со мной говорят старцу: «Эта девочка в монастырь хочет». Зашёл отец Пётр с сёстрами. Такой он мне высокий показался, запомнила его руки на уровне моих глаз. Позже старец сказал своё благословение: «Поезжай к отцу Петру, там автобус 27, беги, а то опоздаешь», а игумениям наказал: «Проводите её». Дальше помню всё, как в тумане: бегу на остановку автобуса, за мной игумении бегут, выполняют послушание. Им тяжело, не успевают, говорят мне вдогонку: «Беги, мы не успеваем за тобой, мы же старенькие» Подбегаем, а там стоит белая Волга, в ней отец Пётр с водителем. Увидев меня, сразу: «Ты ко мне? А коров доить умеешь? А петь умеешь? А в «музыкалке» училась? Садись к сёстрам в автобус, поехали с нами!» У меня страх, говорю ему: «Батюшка! Да куда? У меня документов нет, ничего с собой нет, вот так сразу?». Отец Пётр распорядился сходить своему водителю со мной, забрать вещи и документы. Прощаясь со знакомыми женщинами в иконной лавке, я выслушала радостное их напутствие о том, как радостно и правильно выполнить первое благословение. Они торжественно благословили меня иконой Николая Японского и, вздохнув, отправили в монастырь на подвижническую жизнь.
Так, оказавшись в автобусе с первыми шостьенскими сёстрами, я уезжала в неизвестность. От волнения и страха я плакала всю дорогу, а сёстры пели песни о коне, с которым так хорошо гулять в одиночку в поле, о бодрости духа и любви к Родине. Я с замиранием сердца думала о том, что мне всего двадцать лет и ЧТО меня может ждать в незнакомом далёком Шостье, в котором так прекрасно общаться и гулять ночью с конём.
Это было зимнее время, 2003 год. Заснеженная деревня, как игрушечная, казалась утопающей в снегу, с небольшими расчищенными тропинками. Мой монастырь, в который определил старец, состоял из одного старого корпуса и небольшого строящегося нового домика. Деревянный забор, теплица, признаки начинающегося хозяйства и всё. Началось знакомство с сёстрами и новыми правилами. Наташа Кузьмина (ныне благочинная монастыря монахиня Саломия) показала мне удобства: « Вот здесь ванна, но мыться нельзя, так как воды нет(!), но если очень нужно, можно наносить бидонами и тазиками. Печку нужно топить круглосуточно, ибо она – главный источник тепла».
Следующее назидание я получила от Наташи Елизаровой. Она сообщила, что рано утром надо ходить на правило в Никольский храм и желательно опередить всех. «Кто придёт первым, тот получает самую большую благодать», – торжественно прошептала Наташа. Утром, пробираясь по пояс в снегу, в темноте, так как фонарей тогда не было, дорог не было видно, а всё заметало за ночь, мы пробирались к Никольскому храму на монашеское правило. Я одета по-городскому, поэтому юбка, сапоги намокали от количества снега и в таком заснеженном виде мы приходили в храм.
Тогда правило начиналось в полной темноте, с одной зажжённой свечой. Я стояла как вкопанная и совершенно ничего не видела, а только старалась изо всех сил вслушиваться в слова молитвы. Бесконечное чтение – одно закончилось и начиналось что-то другое. И так без конца. Рассвет уже начинался, наконец можно было рассмотреть стены храма, обшарпанные и серые, старые коврики под ногами и на скамейках. Я думала, что попала в семнадцатый век, вспоминался древний патерик с описаниями сурового жития подвижников. Терялось ощущение времени и мне иногда казалось, что это мне всё снится и происходит не со мной.
Так проходили первые годы жизни в Шостье, в послушании и молитве. Батюшка приезжал часто, много разговаривал с сёстрами, утешал, поддерживал, исповедовал и многим дарил чётки. С замиранием сердца ждала и я такого подарка от него, в мыслях проговаривая: «Я тоже хочу подарок».
Наконец услышала долгожданное: «У меня есть для тебя одна вещь, освободишься от послушания в коровнике, приходи». После послушания несусь к нему со всех ног. Отец Пётр торжественно достаёт большую красивую книгу – «Всё об Эстонии. Древние эсты». «Господи, помилуй! Зачем же мне будущему монаху эти эсты? А я же чётки ждала! Это шутка?» Видимо, всё так отразилось на моём лице, что Батюшка это увидел и мгновенно выпалил: «Ой, я же забыл!», и выносит маленькие чёрные чётки, «на тридцать», с красными шариками. Переживание ещё то! Всем большие, а мне такие маленькие? Какие же мы были непосредственные, как дети!
Запомнилось, как шили первое облачение на постриг. Никто ничего не умел и не знал. Опыт был только у монахини Иоанны, она уже шила облачение и апостольники, поэтому Батюшка определил её руководить процессом шитья, а остальным помогать. Матушка Антония (тогда послушница Татьяна) дала в помощь монахине Иоанне почти 10 человек. «Что кто может делать?», – по-деловому поинтересовалась она, но была разочарована. Опыт у всех был только по пришиванию пуговиц. «Ладно», – опять спокойно изрекла она, повернувшись ко мне сказала:«Будешь обрабатывать петли вручную и пришивать пуговицы, на каждую пуговицу – двенадцать поклонов». Я послушно и благоговейно делала поклоны и, не дыша, пришивала пуговицы. В ту ночь мы должны были сшить две рясы, апостольники, отдыхали прямо здесь, в швейной, под столом. Но это было первое облачение и первый постриг в обители.
Как-то весь пост Батюшка не приезжал, у меня накопилось множество вопросов, я очень сильно унывала, плакала сильно, не справлялась с эмоциями, поэтому, как сейчас говорят, «заедала» свой стресс. Сильно поправилась на свежевыпеченном хлебе, да так, что когда приехала в Лавру, мои знакомые тётушки из иконной лавки удивлённо произнесли: «Батюшки! Ты как мать игумения!»
Батюшка приехал и слушал, как я рассказывала о своих переживаниях и плакала. Он с любовью тогда сказал: «А знаешь, твоя мама сюда приедет!» Я опять в плач: «Не приедет!» А он говорит: «Приедет, вот увидишь!»
Действительно, приехали мои родители – и папа, и мама. Сидят с чемоданчиками на брёвнах, возле храма Успения. Папа тогда не настроен был оставаться, говорил: «Танюша, поедем домой. Ты уже исправилась». Да где там! Божий Промысел! Папа здесь остаток жизни прожил, здесь его и похоронили. И мама осталась в Шостье жить рядом с монастырём.
Рассказ четвертый
Монахиня Иоанна (Сизикова)
…Наш первый приезд в Шостье. Мы садились в поезд в Москве, на Казанском вокзале, поздно вечером. Я и мой сын школьник. Долгая приятная дорога в тёплом полупустом плацкартном вагоне. Рано утром, насытившись долгой дорогой, мельканием сельских пейзажей за окном, выходим на одиноком полустанке в далёком Шостье. Выкатываемся из вагона с высокой подножки с множеством чемоданов, сумок, гитарой. Нас встречает на лошади с подводой сестра Юлия (ныне монахиня Тавифа). Добродушная, улыбчивая, она помогает нам грузить наши вещи. Всю дорогу мы о чём-то радостно говорим так, как будто давным-давно знаем друг друга, а не только что познакомились. А что вокруг? Глухое далёкое село: бездорожье, дома, гуси, коровы, куры, жирные свиньи в огромных лужах, как царевны в каретах – словом, сельская экзотика в изобилии.
Подъезжаем к деревянному корпусу, единственному, где проживают сёстры. Его окружает деревянный забор, а перед ним небольшая площадка, на которой немудрёное первое хозяйство – ведра у грядок, лопаты. С крылечка «посыпались» сёстры – встречают нас, новеньких. Все радостно «щебечут»: «Благословите, благословите». В монастырях таким образом сёстры приветствуют друг друга. Мой сын, растерявшись от такого благоговейного к нему отношения, торжественно встаёт во весь рост на телеге и, осенив всех крестом, громко говорит: «Благословляю!» Нас с сыном поселили в отдельном доме.
Первое время при встрече со мной сёстры говорили мне это прекраснейшее «благословите» с улыбкой, а я в ответ, не зная правильного церковного этикета, говорила: «Бог благословит!», очень довольная своим благоговейным словом. Позже мне рассказали, что многие недоумевали, что «новенькая» сестра отвечает как священник, а так не положено. Положено в ответ говорить тоже «благословите», но об этом я узнала позже.
Первые молитвы в Никольском храме. Рано-рано утром мы идём по просёлочной дороге в храм на монашеское правило (с первого дня отец Пётр благословил читать его полностью). Грязи по колено, идём в резиновых сапогах. Я очень боялась гусей. Они расхаживали по деревне огромными стаями и были очень воинственные. Завидев нас, из стаи выходил первый и, пригнув голову, разгонялся в нашу сторону, поднимая крылья и шипя так, как будто мы отобрали у них всё годовое пропитание. Я спасалась бегством, отчаянно и громко умоляя Богородицу защитить от деревенского забияки.
Только удалившись на приличное расстояние, оглядывалась назад, видя, как победоносно драчун возвращается в стаю, одобряемый своими соплеменниками. И так каждый день. Походы сопровождались страхами и бегством. Странно, но сейчас гуси гуляют по деревне и ни на кого никогда не бросаются. Просто мирно пасутся и при встрече с тобой уступают дорогу. Благодать!
Как любили мы эти первые правила в храме! Утренняя свежесть, приятный холод, не колючий, не обжигающий. Большие иконы Спасителя и Богородицы в центральном иконостасе. Матерь Божия держит Младенца на руках – до сих помню Её мягкий взгляд. Лампадки горят, немного покачиваясь. Слышится голос сестры, читающий монотонным голосом канон: «Иисусе Сладчайший, спаси нас!» На сердце очень хорошо, сладко. Маленький земной рай…
В единственном доме, в котором проживали сёстры, была и первая трапезная, и первая швейная, и склад, и кухня, и библиотека, и позже даже просфорня. В коридорчиках разгуливали домашние питомцы, а ночью можно было услышать и тех, которые никогда не имеют пристанища, но нелегально пытаются пристроиться в холодные времена, перезимовать рядом с тёплой кухонкой.
Эти квартиранты, неожиданно появляясь перед очередной сестрой, повергали её в мгновенный стресс, сопровождающийся громким визгом на ноте «ля». На отчаянный крик о помощи (хотя помощь требовалась больше тому маленькому существу, на котором не было вины, что оно появилось на белый свет в своём сером образе), появлялась другая сестра (или сёстры) и начиналась защита «обиженной». Всё заканчивалось позорным и скорым бегством серого маленького зверька, потревожившего сестру.
Сестры, оставаясь на кухонке, заводили разговор о том, как мышь прогрызла дырку в Ковчеге и чуть было его не потопила, если бы не благочестивая кошка. Но никто не мог вспомнить – откуда в Ковчеге взялась мышь. Богословские беседы на эту тему заканчивались твёрдым решением – вести непрерывную борьбу с грызунами и все в решимости расходились по кельям…
Наше духовное детство… Добрый и Заботливый Отец Небесный вёл Своих детей бережно, покрывая их Своей щедрой благодатию.
Небольшой деревянный уютный дом, в котором все помещались и не было тесно. Дом, в котором кипела новая жизнь с правилами, молитвами, разговорами о монахах, о монастырях. И звёздный шатёр шостьенского неба, напоминающий мне подробную карту из старого учебника астрономии. Глядя на этот шатёр, я думала о Великом и Прекрасном Боге, Который раскинул такую неповторимую красоту даже над маленьким селом Шостье!
ПАСХА 2005 ГОДА
Каждый год мы ждём её как самое великое Событие, как самую великую Радость. Каждый год мы готовимся к Ней, проходя дни Великого поста. Каждый год мы с грустью в душе отсчитываем ещё один год прожитой земной жизни и приближением к главному Экзамену в жизни вечной.
Когда-то Господь призвал нас в Церковь, освятив нашу душу верою. Мы были духовные дети, младенцы в вере. Любящий Отец берёг нас от сильных ветров и кормил благодатной пищей. Детям свойственно больше быть капризными и требовать утешений. Мы в достатке их получали, не сознавая и не видя – как зорко и внимательно нас бережёт Отец…
1999 год. Весна. Шостье. Размытые дороги, полуразрушенный холодный храм, дощатые полы, скромные иконы. Клирос. Лица молодые, радостные. Поют первую Пасху в Никольском храме. В храме много бабушек. Молятся, подпевают. На лицах радость! Отец Владимир такой ещё молодой. Бодро читает, приподнято, радостно. Это было давно, а, кажется, это было вчера.
2005 год. Вознесенский придел. Пасха Христова. Накрыты столы для прихожан. После службы ждут всех. Обязательно всех. Отзвенела пасхальная служба. Сёстры, не снимая облачений, уставшие, но радостные, поздравляют друг друга и спешат помочь в общей трапезе в храме. Кто-то открывает боковую дверь на улицу. О, чудо! С небес валил белый пушистый снег. Снежинки, крупные, мохнатые в радостном вихре и танце словно ликовали! Сёстры от радостной неожиданности запели:«Рождество Твое Христе Боже Наш…», а потом «Христос Воскресе из мертвых, смертью смерть поправ…», за ним «Дева днесь Пресущественного раждает…». Какое-то было радостное ликование и ощущение обнимающей всех Божией благодати! Как в Иерусалиме, где все двунадесятые праздники круглый год!
Мы повзрослели. Прожитые годы в монастыре принесли опытность, внимательность в нашей общежительной жизни. На многие вещи мы стали смотреть другими глазами. Немного научились с терпением смотреть на обстоятельства и окружающих нас людей.
Сейчас мы смотрим с волнением на бушующий мир: военные действия, наводнения и пожары, ураганы и смерчи. Везде страдают наши братья и сёстры. Все нуждаются в молитве, в сплочённости. Ведь этого ждёт от нас Христос!
Он победил ад, смерть и даровал всем жизнь вечную! Пасха нетления обнимает каждого, а Христос ждёт от нас единства и любви друг к другу. Ради этого мы живём на земле: научиться любить, как заповедовал Христос. Тогда наступит вечная Пасха, которая будет жить в нашем обновлённом сердце. Такая Пасха, какая была у святых круглый год и как преподобный Серафим в любой день года мы могли бы сказать каждому: «Христос Воскресе, радость моя!»