ГОЛОСА СЕЛА ШОСТЬЕ

Об отце Петре

Воспоминания сестер о Батюшке
Вступление / Игумения Неонилла / Монахиня Саломия / Монахиня Иоанна / Инокиня Стефанида / Монахиня Параскева / Монахиня Анна / Монахиня Фомаида / Инокиня Серафима / Монахиня Евлалия

Воспоминания жителей села Шостье
Вступление / Протоиерей Владимир Постников / Матушка Надежда Постникова / Наталья Блинова / Сергей Попрядухин / Людмила Попрядухина / Светлана Грилко / Елена Кормильцева / Владимир Данилин / Ирина Данилина / Елена Поварова / Надежда Кондрашова / Елизавета Табунова / Фотиния Крылова / Елена Инина

Наставления отца Петра

Памяти отца Петра
Штрихи к духовному портрету / Александра Колчанова / Матрона Кормильцева

Отец Петр, в миру Александр Николаевич Афанасьев, родился в селе Репецкая Плата Курской области 20 ноября 1938 года, позже переехал в Москву. После окончания музыкального училища женился на Евгении Дмитриевне Андреевой, которая разделяла все тяжести его служения на протяжении 62 лет. В 1965 году окончил Московскую государственную консерваторию.

Батюшка говорил, что еще студентом видел здания закрытого Заиконоспасского монастыря и думал, как было бы хорошо, если бы он вновь открылся.

В советское время он служил дирижером многих именитых оркестров, около 20 лет являлся художественным руководителем Московской государственной филармонии, получил звание профессора, заслуженного деятеля искусств РСФСР. По благословению Святейшего Патриарха Алексия II им был основан мужской камерный хор «Благозвонница», которым Батюшка управлял до самой смерти.

Многие, знавшие в мирской жизни Александра Николаевича, удивлялись спустя много лет, видя его служителем Церкви. Батюшка начал свое служение Православной Церкви в 1989 году, в возрасте 51 года, в сане дьякона, священническое рукоположение он принял в 1991 году. 18 апреля 2000 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия II отец Александр с матушкой Евгенией приняли монашеский постриг. После этого события ныне уже иеромонаху Петру предстоит принять крест восстановления обителей. Плодом таких самоотверженных трудов и молитв стали обители и храмы, восстановленные и созданные вновь: три ставропигиальных монастыря – Заиконоспасский мужской, Свято-Троицкий Александро-Невский и Никольский Шостьенский женские; молодая Свято-Успенская женская обитель на о. Сахалине, мужской Покровский скит в селе Кулово Рязанской области, Трехсвятительский храм в селе Волынщино Московской области, Ильинский храм в селе Мегрино Вологодской области и некоторые другие.

Архимандрит Петр скромно говорил, что все обители построил Господь Бог. Батюшка не хотел, чтобы его восхваляли и относили дела Божии к его личным достижениям. Он с самой молодости во всех делах оказывал послушание своим духовным наставникам – схиархимандриту Амвросию (Балабанову) и архимандриту Науму (Байбародину).

Со временем росла его духовная семья, духовных чад становилось больше. Это были и монашествующие, и семейные, и талантливая молодежь. Для каждого он находил время и старался помочь. А болезней и трудов он никогда не показывал, старался всех поддерживать живым примером бодрости духа. До самого дня кончины (11 апреля 2016 года) архимандрит Петр нес свой крест духовничества, заботился о всех, кто ждал помощи. Будучи тяжело болен, предчувствуя свой уход, он переживал за монахинь и молился за свои монастыри, наставлял своих чад быть сплоченными и беречь православную веру.

Батюшка уделял особое внимание сохранению традиционных культурных и духовно-нравственных ценностей русского народа и передаче их молодому поколению. По благословению нашего духовного отца сестрами монастыря в течение многих лет проводится просветительская работа, были организованы: детский сад «Покров» (школа будущего первоклассника), воскресная школа «Никольская застава», исторический кружок «Исторический чай», Воскресная школа для взрослых.

Планируется создание музейно-образовательного пространства «От земли к Небу». Все эти благие начинания, заложенные нашим дорогим батюшкой, было решено объединить под одной крышей.

В то время, когда этот номер уже находился в процессе верстки, было получено благословение Его Святейшества, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла на создание в селе Шостье Духовно-просветительского центра памяти архимандрита Петра (Афанасьева).

Он сам называл себя и отцом, и матерью сестрам. И в шутку, и всерьез говорил: «Я вам и отец, и мать». Отец Петр приезжал из Москвы часто. Высокий, громогласный и очень энергичный. Всё сразу приходило в движение, изменялось, и те задачи, которые казались невообразимо трудными и невыполнимыми, вдруг разом решались просто и легко его молитвой, мудрым советом и благословением. Он принимал тогда всех, долго беседовал, исповедовал, наставлял, поддерживал. Решал с каждой сестрой ее и духовные и житейские проблемы. Приходишь на исповедь в унынии, а выходишь от Батюшки радостная, просветленная, ободренная. Он тонко чувствовал духовное устроение каждой сестры, старался всех привести к Богу, всегда находил слово утешительное, поднимающее дух. Иногда с присущим ему юмором исправлял наши погрешности, иногда со строгостью наказывал, если видел, что сестре это пойдет на пользу.

Были моменты, когда мы видели своего отца задумчивым, смотрящим куда-то вдаль, грустным, но унывающим – никогда. Сила внутренняя чувствовалась в нем… и тайна. Он внимательно смотрел на окружающий мир и события и видел Промысел Божий во всем, иногда мог удивляться и восторгаться, как ребенок. Мы привыкли видеть нашего Батюшку собранным, погруженным в молитву, деятельным, живым и неравнодушным. Его смелые энергичные решения имели основание в глубокой вере и безграничном доверии Богу. Находясь рядом с ним, хотелось духовно возрастать, подтягиваться, становиться лучше. Своим деятельным примером Батюшка вдохновлял нас исполнять заповеди Божии.

Батюшка всегда носил нас в сердце своем. Так и говорил: «Вот уеду в Москву, а сердце болит за вас, как вы там». Он почти каждый день звонил Матушке настоятельнице, спрашивал про каждую сестру. В монастыре никакие решения не принимались без его благословения.

Батюшка внушал нам, что монастырь есть, прежде всего, духовная семья. В те годы, в начале устроения обители, не было благоустроенных монастырских корпусов, асфальтированных дорог, газа, горячей воды, и жизнь в это время была аскетическая, в горящем духе и в желании преобразовать и построить и внешнее, и внутреннее. Это было наше духовное детство, в котором соседствуют и ссоры, и мирные веселые праздники. Как дети около отца, мы радовались каждой мелочи и легко забывали наши незначительные обиды. Батюшка учил нас смотреть выше, поднимать свой взор к Небу, говорил о Боге, о главном. Тогда мы не всегда понимали его в силу нашего младенческого духовного возраста, часто проявляли нетерпение, спорили, настаивали на своем… А он, наш духовник, отец и пастырь, терпел и нес свой нелегкий крест, насколько ему позволяли силы. Спустя годы, пройдя свой путь искушений, испытаний и трудностей, мы научились понимать и ценить Батюшкины труды и его духовное наследие, но уже тогда, когда его с нами нет…

Батюшка говорил мне: «Когда хвалят – молчи, как о стенку горох, а про себя думай – что хорошее – всё не моё, всё от Бога. Вы как-то боитесь просить Господа. Проси, проси со слезами. Господу всё возможно.

Надо всех терпеть. Человека воспитать – надо очень много времени.

Маленькая небрежность ведет за собой множество грехов.

Монашеская молитва – огромная сила, даже если вы это не чувствуете.

Благословение не обсуждается, а выполняется. Если человек не выполняет благословение, то он сам себя не уважает. Что делается без благословения и плод приносит такой же.

Что делать, когда нападает нечувствие? На каждом шагу ловить себя и каяться. Например, я не в настроении, не выспалась. Ко мне подходит человек – а я начинаю с ним плохо разговаривать. Тут же лови себя и кайся внутри. Что я делаю?! Господи, прости меня.

Собираться по пять человек и разбирать Евангелие, а то вам в монастыре жить неинтересно будет.

Уныние – это гордость.

Уже нет времени, чтобы унывать, малодушествовать, сомневаться в вере. Нам надо молиться за Святейшего Патриарха. У настоящего монаха всегда должен быть огонёчек внутри. Он делает и делает свое дело, молится и делает, молится и продолжает делать. Его все ругают, шпыняют, а когда проходит время, то начинают говорить – а он вообще-то ничего. Спасибо тебе, что ты молился все это время и не бросал. Если что-то из правила не прочитал, надо постараться на следующий день или в этот же день наверстать».

В храм я начала ходить в старших классах, затем поступила в один из московских вузов и стала искать в Москве храм, который пришелся бы мне по сердцу. Читала много, познакомилась с духовным наследием Оптиной, и мне запало в сердце желание встретить старца и спасаться под его руководством.

В те далекие 90-е годы Господь привел меня в возрождающийся Заиконоспасский монастырь. На службе я впервые увидела отца Петра (тогда еще, до монашеского пострига, отца Александра). Мне понравилось, как он служит – сосредоточенно, молитвенно. После службы подошла к нему с вопросом: «Как мне найти духовного отца?» Он ответил мне словами Амвросия Оптинского: «Ты должна быть как мудрая пчела, которая летает и с каждого цветка нектар собирает». Я тогда поняла это так, что не нужно торопиться с выбором духовника, а стоит поискать, присмотреться. «Духовного отца нужно искать с рассмотрением и с молитвой», – учил нас отец Петр. Позже Батюшка говорил, что если священник начинает навязчиво зазывать человека себе в духовные чада, то от такого «духовника» надо бежать.

Постепенно Батюшка начал входить в мою жизнь. Поначалу я появлялась в Заиконоспасском монастыре не часто, но он встречал меня всегда тепло и внимательно, с улыбкой и со словами «Я молился, вот ты и приехала». В 2000 году, по окончании учебы, я приняла решение поступить в общину, где Батюшка был духовником. Так, вместо карьеры и поступления в аспирантуру, я оказалась в рязанской глубинке, в мало кому известном Шостье. Помню, я переживала за то, как родители отнесутся к моему выбору, а Батюшка накрыл меня епитрахилью и сказал: «Ничего не бойся, помыслов не принимай».

Я много лет росла под духовным окормлением Батюшки и всегда чувствовала себя зернышком, которое заботливо посажено в тучную землю. Дождик поливал, солнышко согревало, а Батюшка взращивал моего внутреннего человека, как заботливый садовник. Он знал, как поддержать искру горения моего сердца к Богу. Хочу отметить, что среди духовных чад у Батюшки было много людей со сложным характером и непростыми судьбами. С такими Батюшка терпеливо «возился» и ни в ком не отчаивался, надеялся на исправление к лучшему любого человека и вселял эту надежду в сердце каждого.

Я не очень его понимала, его язык и духовная школа были для меня закрыты, я с трудом пыталась понять, почему он так строг к нам, ведь мы так нуждаемся в любви и поддержке, мы, раненые миром… Многие пытались «разгадывать» его духовность через непонятные поступки, искали объяснения его словам или пророчествам, при этом многозначительно говорили, что это все очень духовно, а что именно – объяснить не могли. Меня удивляло его кроткое желание помочь другим. Он, известный и как духовник, и как музыкант, вдруг мог скромно и очень смиренно сказать мне: «Попроси Матушку, чтобы она тебе давала три тысячи в месяц для помощи маме. Ведь это же мама, ей нельзя отказывать».Послушная Матушка протягивала мне иногда последние три тысячи, чтобы выполнить благословение духовника, я терзалась мыслью, что беру это недостойно, что мне придется это отрабатывать, но это была его любовь…Разве это можно забыть?

Приезд в Шостье… Я, уже постриженная в мантию монахиня в другом монастыре, испытываю какую-то неуверенность… Ведь здесь нет больше постриженных, а у меня мантия уже 3 года. А он, Батюшка, так хорошо знающий тайны человеческого сердца, ничего не говорит о постриге, но как только появляются первые инокини, он говорит мне: «Не ходи без апостольника», вот так бережет наши неустойчивые сердца. Он знал, что я понесу и знал, когда всему время, даже в мелочах, а мелочи ли это?

Он называл меня философом и писательницей, а я ему не верила, и даже недоумевала, потому что мой опыт в журналистике был скуден, и воспоминания о статьях про передовиков производства в советские времена вызывали больше нежелание писать, что-то приукрашивая. А он с любовью говорил: «Пиши, набивай руку…» Я спрашивала: «Батюшка, ну зачем? Мне трудно. Мне каждое предложение дается с трудом». Он говорил, что надо избавляться от штампов… Мне казалось, что монаху это не нужно, ушла в монастырь и делай, что тебе говорят, огород копай, полы мой и так далее…

А он знал, что будет с каждым, он знал предназначение каждой личности, он не хотел калечить душу, у которой есть таланты, поэтому направлял, чтобы талант не был погублен, чтобы каждая личность могла развиваться в Боге, ведь Бог человеку даровал свободу. Любое неосторожное движение с душой может сильно покалечить и заглушить творческое начало и ослабить дух. Батюшка, как человек творческий, музыкант, это очень хорошо понимал и вовремя направлял человека на определенное послушание. Мы, современные христиане, люди электронного и информационного века, оторванные от корней, не имеем той силы и благородства духа, которые были в наших верующих предках, поэтому, не зная своих страстей, не видя глубокого поражения наших душ, смело беремся подражать великим подвигам святых – строгим постам, долгим молитвам, сухоядениям. Отец Петр видел наши горделивые мечты и понимал, что без смирения и любви к ближним никакие «подвиги» не будут приняты Богом. Поэтому, когда приезжал, он добродушно посмеивался над таким «подвижничеством» и говорил: «Сестры, научитесь заплетать косы себе и другим». Хотя некоторые подвижнические труды благословлял и не препятствовал. И строго постились в первые годы, и бодрствовали, и многое что другое. Мы были молоды, полны сил и горения, не познали немощей и страстей своих, поэтому и эти подвижнические труды вспоминаются с благодарением и доброй улыбкой.

Но, пожалуй, больше всего меня поражало его нежелание казаться добреньким старцем, ведь он был человек с живым участием, мог ошибаться и сам об этом говорил, что тоже было примером смирения и кротости. Он переживал за других, потому что знал, что он в ответе за всех... Это была тайна его души, с которой он ни с кем не делился, только с Богом…

Это была его сила, и это было его одиночество…

Наверное, это самый лучший пример для монаха, когда он не жалуется, а несет свой очень тяжелый крест, скрывая это от других.

Крест, знаемый Богом. Когда мне тяжело и меня не понимают, я вспоминаю Батюшку, которого многие, и я в том числе, не понимали, а он молчал и нес свой крест…

Пришла к Батюшке на исповедь. С чем-то не могла смириться и стала говорить с настойчивостью, упрямством, настаивая на своем. Он внимательно слушал, потом вдруг опустил голову и сказал смиренно: «Прости меня». Это было как гром среди ясного неба. Сразу пропало всякое желание упрямиться и настаивать на своем. Просто заплакала тихо.

У отца Петра был живой и вспыльчивый характер. Но те, кто его знал, говорили, что никто так не заботился о сестрах, как он. Как о собственных детях. Знал, кому надо провести лечение, кому поехать куда на отдых, кому получить образование. Благословлял, помогал и все устраивал.

Батюшка очень переживал за сельскую школу, ходил туда, разговаривал с учителями, помогал выпускникам. Помнится, в один год он собрал выпускников и родителей и стал предлагать свою помощь в устройстве детей на учебу. Благословлял смело поступать в престижные московские вузы. Одна мама поблагодарила его и сказала, что хотела бы, чтобы сын был поближе. Например, в Рязани. Он сказал: «Благословение матери выше архирейского, пусть будет так, как Вы хотите».

Отец Петр помогал материально престарелым родителям монахинь и инокинь, часто помогал оплачивать оставленные в миру квартиры, чтобы монахини не отвлекались от главного – от молитвы и не думали о бытовых проблемах.

Батюшка постоянно призывал к молитве. Приезжая в Шостье, собирая сестер, он говорил: «У вас все условия для молитвы – тишина, покой, храм. Молитесь, молитесь, молитесь».

Об отношении к окружающему живому миру. Как-то отец Петр сказал: «Осторожно снимай паутину, там тоже жизнь!» Про кошечек: «Что кошечка, пусть себе идет по своим делам, а ты по своим иди. Ну, погладила и иди по своим делам».

Вопрос Батюшке: «Батюшка, а Иисусову молитву на Светлой седмице читать можно или нежелательно?»

«Я читаю, а вы как хотите».

Батюшка был строгий. Я его побаивалась. Как-то прихожу к нему на исповедь, а он мне говорит: «Вот, говорят, все в монастыре лодыри, никто работать не хочет». А сам так смотрит на меня, а я думаю: «Да как же так, я пришла недавно, стараюсь изо всех сил сестрам помочь, облегчить их труд, вроде никаких лодырей не вижу. Наверное, чтобы так говорить, надо в монастыре пожить». Только спустя время я поняла, почему он так говорил, да я сама сейчас так говорю. Вот он меня и вычислил, что я буду говорить.

Один раз пришла к нему на исповедь, а он ласково так на меня смотрит и спрашивает: «Тебя как зовут?» Я отвечаю: «Татьяна». А он: «Надо говорить грешная Татьяна».

Был еще такой случай. Сидим как-то – Матушка и я – в приемной, ждем исповеди. Я жалуюсь Матушке: «Ни одной мысли нет. Что говорить?». Выходит Батюшка. Оборачивается на меня и говорит: «Ну, и что ты тогда пришла!».

Рассказывать я буду одна, но имею ввиду двух, еще монахиню Софию из Акатовского монастыря, так как нас «иконописцев» двое, то есть «Как мы стали иконописцами».

Узнали мы о своем предназначении «случайно», ожидая исповеди у отца Петра. Батюшка несколько раз призывно крикнул «иконописцев» в толпе ожидающих. Мы с одногруппницей, тоже студенткой МГХПУ Женей, будущей матерью Софией, удивленно переглянулись, что до сих пор на этот возглас никто не отреагировал. Еще больше наше удивление возросло, когда Батюшка буквально вытянул нас к себе, негодуя, почему мы так долго не отзывались! Отчаянно сопротивляясь его «ошибке», мы оправдывались: «Мы дизайнеры, художники… никак не иконописцы». Сопротивление было бесполезным…

Насколько стремительным будет наш переход в новую жизнь, мы даже не предполагали… Через два года мы уже расписывали храм в селе Шостье, точнее, даже руководили процессом.

За Батюшкиной спиной ничего не было страшно, но поначалу приходилось преодолевать робость: «Как мы будем руководить настоящими иконописцами?» Батюшка весело отвечает: «Приходишь, смотришь по сторонам и весело отвечаешь: «Надо делать так, так и так».

Но вся уверенность улетучивалась, так как надо было и самим что-то изображать на стене. Посовещались с Женей и решили: «Давай, чтобы авторитет не ронять, попросим показать приемы их письма на пробнике. А сами вприглядку научимся». Так потихоньку освоились, в некоторых росписях поучаствовали за послушание.

Примерно также и с иконами. Сколько ни просились поучиться где-нибудь, всякий раз слышали: «Посмотрите на них, после консерватории просят музыке поучиться». Сильная вера была у него. Он всегда уповал на помощь Божию, даже в очень трудных обстоятельствах, не сомневался.

«Батюшка, как писать икону?»

Батюшка: «Матерь Божия, как же я такими грязными руками дерзну Пречистый Твой Лик написать? Вот и все. Дальше Матерь Божия тебя вразумит и руки твои направит. Ты только инструмент, кисточка в Божиих руках».

Ну, а после двадцати лет жизни в монастыре можно смело назваться разнорабочим. У наших преподавателей, друзей давно разрушены иллюзии о серых монастырских буднях. Просили выставки подготовить по нашему творчеству, да только творчества так много, что не успеваем выделить на это время. Тут тебе и монументальная живопись, и станковая, и церковная архитектура, и реставрация в масштабах сельской местности, и строительство… можно перечислять и перечислять. Ну, и кто скажет теперь, что в монастыре таланты зарываются, перспективы сужаются и т. п.?

Батюшка сам жил полной жизнью и был источником ее для всех окружающих. По мере сил будем и мы стараться петь хвалу Богу в заданном тоне: «Ей, Богу содействующу!»

С самого начала у нас в обители появилось и первое хозяйство – коровы, козы, овцы, и мне часто приходилось их пасти. На этом послушании я задерживалась допоздна, и когда приезжал Батюшка, я не успевала на общую беседу после второй трапезы. И на исповедь тоже не всегда попадала. Бывало, прибегу к нему поздно вечером, а он, уставший после исповеди других сестер, говорил, что принять меня уже не может. Разве я виновата, что у меня с животными послушание затягивается допоздна! Я расстраивалась, печалилась. Батюшка видел это и утешал, поддерживал меня. Скажет: «Авраам пас стадо, царь Давид пас овец», и смотрит по-отечески с любовью на меня. Иду в очередной раз к нему поздно, после послушания, смирилась и не жду, что он меня сейчас примет. Захожу и говорю: «Батюшка, я только к Вам за благословением». А он так обрадовался и говорит: «Вот, какая послушница пришла!». Я от него лечу, как на крыльях! Батюшка учил, что главное в духовной жизни – это смирение.

Сестрам Батюшка неустанно твердил, как важно выполнять благословение и какую силу оно имеет, особенно в монастыре. В связи с этим вспоминаю такой случай. Какоето время жила у нас в общине девушка из Петрозаводска. Девчонка молодая, ершистая, с характером. Сестры воспитывали ее все, а жить вместе с ней в одной келье никто не соглашался. Батюшка приехал однажды и говорит: «Людмила! (я тогда была ещё послушницей Людмилой) живи вместе с Валерией». Я, конечно, сначала в слезы. «Ну, – думаю, – не справлюсь. Буду с этой девчонкой возиться – ни помолиться, ни отдохнуть». Расстроилась ужасно. «Нет, – говорю, – Батюшка, – не буду с ней в одной келье жить, не смогу!». Он опечалился и говорит: «Что же ты отца не слушаешь?» Такой у него был огорченный вид, что мне стало стыдно и я согласилась. Как же хорошо мы жили в одной келье! Моя соседка была такая чистюля! Каждый день полы мыла, на столах порядок наводила, и у меня забот об уборке не было. А когда она приходила из школы, мы садились и вместе читали, учили стихи. Я чувствовала себя бабушкой, которая свое любящее сердце дарит внучке. Впоследствии наши пути разошлись, но главное – я на опыте убедилась, что мы все – сестры во Христе. Нужно уметь жить друг для друга, а не для себя. Так я поняла, какую силу имеет благословение духовного отца.

В конце 90-х годов мы с мамой стали ходить в храм. Я читала духовную литературу и в книгах находила много о старцах. Однажды вечером я просто возопила к Богу, чтобы и у меня был бы старец, который руководил бы меня в духовной жизни. Вскоре, благодаря чудесному покровительству своей святой, Ксении Блаженной, я в Даниловом монастыре попала на исповедь к одному иеромонаху. В разговоре он упомянул отца Петра, настоятеля Заиконоспасского монастыря, к которому посоветовал обратиться с вопросами о духовной жизни. Я приехала в Заиконоспасский, а там желающих попасть к Батюшке много, и первые мои попытки не увенчались успехом. Как-то, в очередной приезд во время проповеди Батюшки после Литургии, я получила ответы на три моих вопроса. Господь испытывал мое терпение и постоянство: я долго не могла лично поговорить с отцом Петром. Наконец, когда представился такой случай, задала ему главный вопрос: «Как мне жить дальше?». Представьте вполне обеспеченного человека, успешного в работе и в личной жизни; современного, у которого сбываются все его планы и мечты… О монастыре, и о том, чтобы поменять свою жизнь, тем более совершенно в другую сторону, я и не думала! Но что хочет Бог? Какова воля Божия? «Давай будем молиться», – сказал тогда Батюшка и дал срок – до Успения.

Я молилась и Батюшка молился. Господь уже готовил меня принять ответ отца Петра, как волю Божию, и мысленно я была уверена в этом: «Что скажет на Успение – это воля Божия». На праздник Успения мы пришли с мамой и попали на исповедь к отцу Петру. Как гром среди ясного неба прозвучало из его уст: «Монашка!» Для меня это было такой неожиданностью, что я проплакала весь вечер, но понимала, что такими вещами не шутят. Это была воля Божия. Батюшка тогда и про маму мою спросил: «А мама у тебя не пострижена?» Через несколько лет мама, тяжело заболев, была пострижена в монашество с именем Олимпиада.

Я тогда плакала и молилась на службе: «Не хочу для себя жить, хочу для тебя пожить, Господи, потрудиться». Однажды на исповеди Батюшка сказал мне: «Вы всё тянете, ни то, ни се» – «Батюшка, благословите!». «Неделю на сборы и в Шостье!». Вот так пришлось за неделю резко изменить всю свою жизнь: оставить работу, попрощаться с подругами, с земными планами на будущее, с обеспеченной городской жизнью и оказаться на рязанской земле, в далеком Шостье. Я приехала в непогоду: грязь непролазная, дождь. Всё уныло: в храме – разруха, бедность, корпус старый, трапеза – картошка в мундирах и гречка. Я к такой еде вообще не привыкла, но покрывала благодать, а Батюшка смеялся добродушно. Он помогал укрепиться в вере, учил ответственности перед Богом и преодолению своего «Я», своего эгоизма. Первые наши молитвенные труды состояли в том, чтобы рано вставать (в 5.30), ходить на полунощницу в храм, где после нее вычитывались каноны, Евангелие, Апостол. Учились петь на клиросе. Все давалось трудно, но отец Петр нас поддерживал, ободрял, не давал закоснеть, лениться, унывать. Мы много тогда ездили по святым местам, очень много трудились. Жизнь кипела: мы строили монастырь, и Господь посылал Свою помощь и обильную благодать.

Запомнился один случай о чуде послушания. Я посадила огурцы, и они уже плодоносили, но были ранние. Батюшка благословил их перенести в другое место. Я была расстроена: огурцы не переносят пересадки, к тому же огуречные плети уже 2 метра вымахали и были с плодами. Они, по моему мнению, должны были обязательно погибнуть. Каково же было мое удивление, когда я убедилась в силе благословения и послушания: огурцы не погибли после пересадки и плодоносили! Батюшка благословил посадить в обители всего три виноградные лозы, и у нас до сих пор растут и плодоносят именно они.

Как-то раз я спросила у Батюшки: «Где взять пример?» «Сама будь примером!», – был его ответ.

Отец Петр учил нас так: «Мы не исполнили заповеди Божии, значит, Бога не любим. Нужно любить ближних. Носить тяготы друг друга, всегда радеть о спасении ближних». Переживал, что мало людей ходит в церковь, что деревня «спит», значит, мы делаем что-то не так. Интересовался, сколько вдовых и одиноких в деревне и предлагал их не оставлять: «Поговорите, чайку попейте, вы сами спасаетесь, а они как же?»

О монашестве говорил так: «Монах должен быть совершенным. Берите свой крест и возрождайте не монастырь, а монашество». Очень часто говорил о молитве, о том, что она необходима и является главным нашим деланием. Учил молиться со вниманием и себя нудить на молитву, а также изучать Евангелие, Псалтырь читать с толкованием.

Позднее я поняла, что монашество – это неукоснительное послушание воле Божией, видеть Божий Промысел в событиях, и сказала об этом Батюшке. Он порадовался и добавил: «Только не беги вперед паровоза, умей подождать. Потерпеть, посмотреть, чтобы не ошибаться».

Завет Батюшки на всю мою жизнь: «Служи Богу!» Любое разочарование, и в людях в том числе, может заставить человека оставить служение и обитель, но мысль, что ты должен служить Единому Богу, должна дать силы противостоять искушениям, испытаниям и помочь донести свой крест до конца.

Отец Петр опирался на Евангелие. Он говорил: «Если вы не можете разрешить свои вопросы, разобраться друг с другом, читайте Евангелие, просите Бога, чтобы Он вас вразумил. Что может быть сильнее Божьего слова!» Любил читать Апостол. Когда Батюшка приезжал нас исповедовать и нас собиралось много около его кельи, сначала мы соборно читали Евангелие, а потом он начинал принимать по одному. У него была такая нагрузка, такой ритм жизни, около него постоянно находились люди. Не всякий такое выдержит. Он говорил так: «Ждете меня – молитесь, чтобы Бог вразумил меня, как вам помочь; идете на исповедь – читайте пятидесятый псалом, чтобы мне открылась воля Божия». Такое было смирение и пример для нас. Все время призывал нас молиться.

Один раз дал мне послушание – выучить первую кафизму. Я старалась, учила и выучила. Он приехал, меня не спрашивает. Я ему напомнила про послушание, а он улыбается: «Выучила – читай!»

С 1998 года я несла послушание в трапезной Заиконоспасского монастыря. Тогда храм ремонтировали, рабочие делали подвал, а на первом этаже не было полов, поэтому нас стали одолевать хвостатые гости. Я утром прихожу на послушание в трапезную, а они там бегают. Боялась их страшно, стою и плачу: «Как работать?» Вдруг Батюшка приходит и говорит: «Ты чего плачешь?» Сказала, что боюсь крыс. Он засмеялся: «А чего ты их боишься! Они такие маленькие, а ты большая!» Я еще больше заплакала. Пришла сестра и стала читать «Живый в помощи», а я готовила. День прошел, потом рабочий пришел дырки заделать, но крысы не пропали. Я всю ночь проплакала, так их боялась.

На следующий день прихожу, шорохов не слышу. И на следующий день, и через неделю. Батюшка подходит и спрашивает: «Ну, что, как твои страхи?» Так вот и исчезли – сначала крысы, а потом страхи.

В Шостье меня поставили старшей на коровнике, а старшей сестрой сестричества была мать Сергия, тогда Ирина. На смене мы были по двое, стали уставать. Мать Сергия предложила – работать по одному человеку по полсмены каждому. Проходит какое-то время, я стала замечать, что на коровнике постоянно какие-то недоработки, то грязь оставят, то ведра не вынесены. Сказала Батюшке, а он благословил вернуть старый порядок – работать по двое, тогда стало снова чисто. Батюшка мне тогда сказал: «Вот видишь, что бывает, когда принято неправильное решение».

Спросила Батюшку: «Как делать замечание сестре, если что-то не так? Как не обидеть?» Он мне сказал: «А ты сначала отметь лучшие стороны: как хорошо убрано, правильно сделано то-то и то-то, а потом как бы невзначай скажи: „А вот это надо бы сделать получше, здесь недостаток есть“. Все надо осторожно и по-доброму говорить».

Отец Петр приезжал в село Шостье в течение многих лет. Он руководил строительством монастыря, но он и помогал людям, жителям села. К нему шли, как говорят в народе, толпами, приезжали из близлежащих деревень, из Касимова, из других сел. Дать совет, помочь в трудной ситуации, разобраться в семейных сложностях, наконец, просто материально помочь… Кому-то корову купить, кому-то дом, кому-то со строительством помочь, с работой, с учебой, с лечением… Он выходил из машины, вдохнув свежего сельского воздуха, но так и не успев нормально отдохнуть, начинал принимать. Сначала сестер, потом мирян. В редкие дни ему удавалось выехать в лес за грибами или на природу, но большую часть времени он принимал людей…

Мы познакомились с отцом Петром в Заиконоспасском монастыре и с 1998 года там служили вместе. Мы первые приехали в Шостье посмотреть место, храм, село. Понравилось, но работы было очень много. Потом, когда было принято окончательное решение о том, что будем здесь восстанавливать храм и обосновываться, стали постоянно сюда приезжать. В первую очередь, конечно, нужно было восстанавливать храм, чтобы служить Литургию. С сельчанами, со школьниками, с первыми сестрами все вычищали, убирали. Отец Петр все контролировал. Мы на неделю приезжали, а в выходные служили в Заиконноспаском, в Москве.

Много лет строили, всё под его чутким руководством.

Об отце Петре можно много рассказать, да и другие расскажут, как храм восстанавливали, как трудились вместе, как мусор выгребали, как строили. Всё было впервые, все свежо в памяти, всё пройдено, но я хочу рассказать об одном лирическом эпизоде, который врезался в память, как картинка. Один раз мы поехали за грибами в лес с отцом Петром, разбрелись по лесу, потом стали друг друга искать и отца Петра. Я смотрю – поле огромное, а через него идет отец Петр с корзиной. Высокий, седой, борода белая, развевается. На нем серый подрясник, а в руках палка суковатая. Ну, картина «святой странник», так красиво это было, что мне врезалось в память. Я почему-то тогда от умиления и восторга от этой картины взяла этот его лесной посох и долго его хранила.

Батюшка пригласил меня в Москву, в Заиконоспасский монастырь, после того как меня назначили руководителем сельсовета. Я приехала, и он беседовал со мной в приемной. Меня тогда поразила мебель, всё казалось большим, как в сказке «Три медведя», таким огромным, как он сам, могучим. Он пытался обратить мое внимание на строящийся в Шостье монастырь, на сестер, говорил: «Не держись за колхоз, его не будет, а для сестер конфетки не жалей». Помню, что когда он приезжал, всё брал в свои руки. Было ощущение силы, защищенности.

Запомнились такие случаи. Один раз он подарил мне маленькую шкатулочку «Палех», а в ней браслетик для девочки и два шарика. Я думаю: «Зачем это мне?». А потом оказалось, что внучка будет в семье.

Надела как-то летнее открытое платье, ну совсем молодежного фасона, встретила Батюшку. Он так посмотрел на меня и говорит: «Ну, Наталья, ты хороша, хороша!» И с таким выражением, то ли хорошо, то ли плохо. Но платьев таких я больше не надевала, посолиднее, поняла, нужно.

Я в монастыре работал уже долго по благословению Батюшки. Сгорел тогда старый коровник, у меня к Батюшке вопросов полно, строить надо, пошел к нему, увидел, что на крыльце много людей стоит, очередь порядочная. Я думаю: «Ну, они тут с такими пустяками, мне-то в первую очередь надо». И начал пробиваться, грубовато так. А он вышел, посмотрел на меня и других начал принимать. Так я простоял два часа, на взводе уже, еле терплю, вот тогда он меня уже и взял, да намекнул, усмехнувшись, что у всех, кто стоит, тоже серьезные проблемы. Смирил, это был урок.

Да, вот я так скажу. Был у него на похоронах. Сколько людей приехало, полный двор и храм, а они всё идут и идут. Я тогда подумал: «Вот ведь какой был человек! Умрем мы, будет ли так у нас?»

Пошла к Батюшке в Москве на исповедь и хотела уточнить – как ехать в Шостье – с дочкой Катей или и сына Сашу брать с собой? А у Саши была высокая температура (нас тогда Батюшка благословил в Шостье). Стою в очереди, вдруг Батюшка выходит, проходит мимо меня и говорит: «Езжай и обязательно с двумя детьми». Я сначала переживала, Катя плохо переносит дорогу, Саша болен, а в душе вдруг четкая мысль: «Приедем, причастимся с детьми и все выздоровеем». Так и вышло.

Мои дети, дочки Настя и Катя, приехали раньше в Шостье и жили в монастыре, тогда такое настроение было – только в монастырь. Когда я приехала, Батюшка сразу нам дом дал. Как-то раз сижу дома и говорю: «Ну, вот где Ваня-то будет спать? Он же мальчик». Через некоторое время приходит отец Петр с сестрами и показывает мне место в доме, говорит: «Вот тут он спать будет, вот тут». Собралась к нему на исповедь, сама думаю: «Надо бы как-то поподробнее исповедоваться, не впопыхах». Прихожу, а он мне давай вопросы задавать, много вопросов, а потом говорит: «Ну, ты же этого хотела».

Первая встреча с отцом Петром была в храме. Я со своими детьми пошла на исповедь, а Батюшка вдруг говорит Насте: «Будешь моей келейницей. Щи умеешь варить?» Она молчит. Батюшка Настю обнял, она потом мне говорит: «Мам, а у Батюшки такая борода мягкая». Батюшка благословил моих детей пасти монастырских коров. В очередной раз, приехав, он спрашивает у сестер: «Как коровы? Как они их пасут?» Получив удовлетворительный ответ о том, что хорошо пасут, Батюшка ласково отвечает: «Значит, молятся».

Приходилось много принимать разных решений при строительстве и в решении других вопросов, Батюшка молился, мог сам предложить решение, но не настаивал, а советовался: «Как ты думаешь?» – спрашивал и Георгия (Георгий Всеволодович Лозовой-Шевченко, друг отца Петра), и меня, и других. Потом говорил: «Хорошо, делайте, я посмотрю». Отец Петр был строгий, но с любовью.

В первые годы в Церкви было много воодушевления, горячего желания – как можно больше сделать и получше. Как-то решил я Батюшке купить на Пасху хороший подарок, отыскал в Софрино красивое яйцо – сувенир, дорогое. Подарил торжественно, очень хотелось Батюшку порадовать. Когда Батюшка сам дарил на Пасху красные яички прихожанам, я смотрю, а он моё это дорогое яйцо женщине отдает. Она была из простых: старенькая, кажется, уборкой занималась. Тут во мне всё поднялось, думаю: «Как так, я искал, выбирал специально для него, а он тут-же передаривает». Батюшка понял мое расстройство и говорит мне после: «Ну, что ты так расстроился? Если ты мне его подарил, значит оно моё, вот я решаю, что с ним делать. Да если бы я все ваши подарки у себя оставлял, мне бы пришлось не одну квартиру покупать для хранения. Она женщина простая. Никогда такого не купит, такой подарок для нее – радость, а для меня лучший подарок – купите что-то для храма». Урок такой преподал.

Стали мы с Георгием думать, что же купить для храма? А потом решили, что вместе поедем в Софрино и посмотрим, что купить. Приехали в отдел церковной утвари, тогда еще только все возрождалось, разруха была. Батюшка говорит: «Вот мне бы купить Напрестольное Евангелие». Выбрали большое, красивое, с каменьями. Тяжеленное! А в Заиконоспасском тогда служил дьякон Владимир, ему пришлось выносить это Евангелие. Он кряхтел и говорил: «Я его держу и рук не чувствую, а отец Петр только улыбается, глядя на меня».

Батюшка очень любил хоровое пение. Сам, будучи руководителем и вдохновителем известного в России и за рубежом хора «Благозвонница», он и сестрам, и мирянам говорил всегда: «Пойте, собирайтесь вместе и пойте. Ведь раньше как жили. Тяжело, а все время пели. Пойте народные песни, военные и патриотические песни. Пение – это молитва, плач по Богу. Уходят злые помыслы, дух умиротворяется».

Было у Батюшки послушание от отца Наума – помогать советами и исповедовать сестер Покровского монастыря во Владимирской области. Монастырь этот находится на острове, и чтобы в него попасть, надо пересечь блокпосты детской колонии, которая находится на пути, разрешение получить. Словом, свои трудности. Мы приезжали часто в этот монастырь, и Батюшка помогал его восстановлению, исповедовал. На глазах у нас восстанавливалась эта обитель.

В один такой приезд был курьезный случай. Мы приехали втроем – Батюшка Петр, Георгий и я. Все посмотрели, порешали, смотрим – красиво так у них, преображается, даже рояль стоит. Батюшка поисповедовал и потом заторопился. Очень не любил, когда долго его провожали. Заторопился: «Скорей, в машину, поехали, надо еще через посты проехать» Садимся с ним, едем. Он что-то о делах меня спрашивает: «А как ты думаешь?» Я по обычаю ответил. Он спрашивает: «Георгий, а ты как думаешь?» За спиной тишина. Батюшка опять: «Георгий! Ты чего молчишь?» Оборачиваемся и… видим, что Георгия в машине нет! Забыли впопыхах, торопились! Мы назад, здесь же дорога непростая, надо проверки пройти, КПП. А по дороге уже нам навстречу игуменья с Георгием бегут…

Бывали случаи, что он был строг с кем-нибудь. Люди не все выдерживали, уходили. Отец Петр переживал, и если узнавал, что человек ушел в другой храм, то радовался. Говорил, что самое главное – в церкви человек остался, не ушел в мир.

Я больше запомнила случаи с воскресной школой. Она была у нас сразу в Заиконоспасском монастыре. Детей ходило много, работали с ними педагоги. Один раз дети приготовили много подарков отцу Петру на день Ангела. От детей он принимал всегда с радостью, а потом говорит: «А мне нужно каждый подарочек отмолить».

Воскресная школа иногда ездила в Рузу, там у нас свой дом. Все-таки природа, свежий воздух, его так не хватает в Москве – этого простора, свежести. В очередной день приехали из Рузы, и старшие стали жаловаться отцу Петру на детей, что они плохо себя вели – кричали, бегали, баловались. Батюшка не стал ругать детей, а сказал воспитателям: «Посмотрите, сколько они получают информации, они же устают, это же дети! Им надо выплеснуть! А как? Они попали на природу, увидели чистый снег, почувствовали свободу, вот и порезвились немного, не ругайте их за это».

Когда я первый раз приехала к отцу Петру, он сразу попросил, чтобы я привезла к нему Олега, своего мужа. Время назначил – утром, к 8.30. Я тогда подумала: «Да это нереально. Муж не сказать, чтобы сильно верующий, ехать далеко, из Видного, пробки». Словом, не поверила. Сильно удивилась, когда Олег поехал, и приехали мы ровно к 8.30, не опоздали. Тогда Батюшка с Олегом хорошо поговорил и сказал: «Ты ко мне часто будешь приезжать, матушек возить». Вот сейчас Олег – водитель в Шостьенском монастыре, постоянно ездит в село Акатово, а там находится женский монастырь, где упокоился отец Петр, и возит монахинь и матушек.

Конечно, по-разному можно относиться ко снам, но мне отец Петр приснился весь в белом. Стоит наверху, на лестнице, а мы внизу. Подняться не можем, потому что у лестницы нет перекладин. Я говорю: «Батюшка, как подняться, перекладин нет». Он говорит: «Я рабочим скажу, они сделают».

У меня сильно разболелась рука. Что только я не делала, ничего не помогало. Во сне вижу Батюшку, говорю: «У меня рука сильно болит» Он маслицем помазал ее во сне, я проснулась – не болит.

Батюшка много помогал. Мы чем живем? Заботой о родных, переживаем за них, чтобы все было у них хорошо. А он заботился за наших родных. Когда моя дочка была беременной, он помог с больницей, а потом сам захотел крестить родившегося внука. Сам предложил имя: «Выбирайте – Игнатий или Дмитрий». Выбрали – Игнатий, с таким именем и крестили. А когда внук приехал в Шостье, 5 лет ему было, мы в храм пришли, он сам к отцу Петру подошел.

Я очень хорошо помню одну прихожанку Заиконоспасского монастыря, Людмилу. У нее был очень тяжелый семейный крест, и Батюшка ее очень жалел, потому что несла она его очень смиренно и безропотно. Так вот, после своей кончины Батюшка ей явился во сне так: будто стоит она в очереди к нему, видит – за дверями накрытые столы, гостей ждут. Она подходит к Батюшке и спрашивает: «Когда Вы принимаете?» А Батюшка ей отвечает: «А я теперь всегда принимаю. На канон приходи».

Мы с маленькой дочерью Полиной (ныне послушница Шостьенского монастыря) и мамой давно стали прихожанами Заиконоспасского монастыря. Как-то на службе случай был такой. Полина была на руках у мамы и держала в руках ручку, грызла. И маме показалось, что она проглотила кусочек железный, было видно, что часть откололась. После молебна мы подошли к Батюшке и поделились своими опасениями, а он спокойно говорит: «Да ничего она не глотала». Собрались, пошли домой, но мама продолжала волноваться и поехала вечером на вечернюю службу, поискала и нашла эту отколотую деталь.

Вспоминаю, как я строила дом в Шостье. Купила его по благословению Батюшки. Думаю – работы здесь невпроворот, где рабочих найти? Это всегда проблема. К Батюшке за советом: «Отец Петр, как рабочих найти?» А он спрашивает: «А ты как продукты выбираешь в магазине?» Говорю: «По запаху, чтобы свежие были». «Вот так и рабочих ищи». Ведь как тонко намекнул, в чем самая большая проблема наших мытарств с бригадами, а я и не поняла сразу. Нашла я людей, было сомнение в их работоспособности, но уверенности и терпения мне не хватило тогда. Пусть работают! Время идет, я хожу проверяю их работу, а они еле-еле только фундамент залили, а так на участке одно винопитие. Устала от них и прогнала. Пошла я в магазин продукты покупать, а они не свежие, по запаху чувствую. И вспомнила сразу Батюшкины слова: «По запаху ищи». Тогда только поняла их прикровенный смысл, как надо осторожно и внимательно смотреть на практические стороны жизни. Ведь это опыт. А еще поняла, что надо молиться, в том числе и за простые бытовые проблемы. Помолилась, и нашелся порядочный человек, который сделал работы по дому хорошо.

К отцу Петру меня привел Господь. В 90-е годы я работала на интересной, хорошей работе, часто ездила за границу, побывала почти во всех европейских странах и благодаря этому – у многих христианских святынь. Моя бабушка, Лидия Андреевна, была очень верующая. Она с детства меня приучила к Евангелию и к послушанию. Она ждала своего мужа с фронта всю жизнь, не веря, что он погиб, но оставшись вдовой, была верна Богу до конца жизни. Она много рассказывала об Иисусе Христе, научила меня молитве. Бабушка была таким сильным примером веры и верности, что ее смерть для меня оказалась большой потерей, как будто меня самой не стало. Вот тогда я очень сильно потянулась в храм, захотелось работать в храме. Потом захотелось хорошего духовного совета, я стала искать священника, духовного отца. По стечению обстоятельств, попала в Высокопетровский монастырь к отцу Александру (будущему архимандриту Петру). Захожу в храм, вижу Батюшку, и сразу пронзает мысль: «Монах сидит». А он тогда не был монахом. Вот так я обрела духовного отца.

Начала исповедоваться у Батюшки, а потом сказала о своей мечте: «Хочу работать в храме». Узнав о моей престижной работе, о заграничных поездках, и, проверяя мое послушание, он видел мою неготовность принять отречение от мира (работа в храме – это уже первый шаг к отречению от мира). Благословил просто быть христианкой, посещать богослужения, продолжая работать на прежнем месте. И сказал тогда просто: «В монастыре можно не спастись, в миру не погибнуть». За послушание я тогда долго работала на прежнем месте, а к отцу Александру стала постоянно ездить на исповедь и за советом.

Господь берег меня и мужа для Шостье, поэтому я постоянно была рядом с Батюшкой. Однажды, когда уже мы были в Заиконоспасском монастыре, одна женщина подверглась искушению и, подойдя ко мне, сказала о Батюшке плохо. Я сначала смутилась, а потом не приняла помысел. Прихожу вечером на службу, Батюшка меня помазывает и говорит: «Умница, что не поверила». Это был настоящий духовный урок. Позже эта женщина покаялась и была духовным чадом отца Петра.

Пришло время, и я оказалась в Шостье. Но я дождалась благословения Батюшки, так как знала, что все получается по благословению. Я переживала, что мой муж Александр не поедет в Шостье, но за молитвы отца Петра все сложилось по Божьей воле. Сначала муж оставался в Москве, а я уехала в Шостье. Он мне звонит и говорит: «Приезжай, тут дела срочные, ремонт, я один не могу». Я к Батюшке – как быть? А Батюшка говорит: «Никуда не надо ехать, а Саше своему скажи, пусть приезжает скорей, будет жить здесь на свежем воздухе, а ты будешь его кормить монастырским молочком, маслом, сметанкой. А тебе воля Божия – воспитывать детей». А это было еще до детского сада, который потом открыли, и я несла там послушание с м. Иоанной. А дома племянники. Вот и пришлось воспитывать детей, как Батюшка сказал.

Батюшке всё было открыто про мою семью. Многие за границей, и жизнь у них там складывается благополучно, но он очень хотел и молился, чтобы все были в России.

В Шостье был такой случай. Муж мой не всегда мог понести Батюшкиных строгостей, поэтому в очередной раз не захотел идти к нему на исповедь: «Не пойду, опять ругать будет!» Еле его уговорила. Пришли вместе, а он мне говорит: «Если будет ругать, развернусь и уйду домой!» Дошла до нас очередь, Батюшка разворачивается ко мне и строго начинает отчитывать Сашу, а сам смотрит только в мою сторону, как будто Саши нет. Саша стоит, улыбается, все слушает, довольный, что не его ругают, а меня. А потом мы последние уходили, а Батюшка нам говорит так тепло: «Вы такие мне родные!»

Он жил первые годы в доме рядом с нами, заборов тогда особых не было, видел, как с утра работой домашней занимаюсь. Я всегда пела, когда огород поливала. А Батюшка выйдет и говорит: «Это ты так хорошо поешь?» А детей всегда угощал конфетами, большой рукой давал конфеты из кармана дочке.

Ищите где сложнее, а Господь облегчит.

Умри за аналоем. Вот я на Валаамском подворье знал старого монаха. Еле ходит. Ему говорят: «отец Н., почитай шестопсалмие». Сразу спину выпрямит и бодро: «Слава в вышних Богу…».

Угождайте другим, кто хочет настоящим монахом стать, угождайте другим.

Твою сестру никто кроме тебя любить не будет. Нужно любить сестер.

Как выбирают солдат в «морские котики» – чуть скривился от боли – «не годен». Искушение – зубы сожми, губы закуси до крови и терпи, что есть силы.

Молиться хотите научиться: разберите псалтирь, антифоны – что это значит.

Не получается что-то – просите у Бога; нужен труд, усилия: в пении, в труде, чтобы получилось.

На службе нужно уставать.

Не может сестра работать, не получается – словом помогите. А не так – «ничего не умеешь, уходи».

Не смотрите на свои обиды, займитесь своим внутренним. Меня тоже иногда духовно ранят и думаешь: «Ну, что ж, значит мне так надо».

Оскорбить можно и взглядом, и жестом, и словом. Любите друг друга.

Если бы можно было на магнитофон записать ваше сердце, вам страшно бы стало.

Вы должны служить друг другу.

Вам кажется, что вы ничего не делаете, а вы большое дело делаете, что живете здесь.

Нужно понуждать себя на молитву.

Нужно расстаться с помыслом, что в миру было бы лучше. Да, может быть и лучше, но ты уже свой путь выбрала.

Нужно хотеть простить.

Когда сама наполовину умрешь за ближнего, будешь понуждать себя на духовную жизнь, тогда Господь тебя просветит.

Наполни все слова смыслом «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня грешную» – Все со смыслом.

Всё, что делаем на послушании – для Бога, этим мы служим Богу.

Любовь – это жертвенность.

Не нужно торопиться в Царство Небесное, нужно идти постепенно, а то можно и проскочить.

Вы должны быть нищими. Привязанность к вещам – идолопоклонство.

Здесь ваш дом, но ни к чему не надо привязываться – ни к людям, ни к вещам. Ни к кому, кроме Господа. Только молитва и Господь.

Мне иногда говорят: «Батюшка, Вы как солнышко. Солнце – Господь!»

Вы думаете, что к священнику под епитрахиль подойдете, скажите и все пройдет. Нет, еще нужна борьба.

Должны всё знать: пасхалию, календарь, службы. Кроме старания приобрести кротость и смирение, вы должны еще многое знать.

А ты сестру послушайся. Сказала тебе сестра пойти, значит – иди! А вы сразу: «Да кто она такая мною командовать».

Выше Иисусовой молитвы ничего нет.

По монастырю ходить, опустив глаза.

Осуждение, зависть – всё это будет. Нужно плакать о своих грехах.

Старшая по послушанию сказала – сделать так. а вы начинаете: «Зачем так? Почему?» – а вы смиритесь.

Можно хоть всю литературу перечитать, если нет духовного делания, ничего не будет.

Девушка должна быть скромной, смиренной, ходить глаза вниз опустив.

Если просит тебя сестра помочь, помогите, а не говорите: «У меня свое послушание». Есть минутка, помоги, нельзя отказывать в помощи.

Ты знаешь, зачем была создана Земля? – Для молитвы.

В Успенском храме служить без света, «по-Афонски». Простые службы так и служите, чтобы одна лампа горела на клиросе и всё.

Ты сестре ничего не сказала, только подумала про нее плохо – ты ее уже духовно ранила, подножку подставила.

Послушник – уже монах, нужно сразу исполнять все монашеские обеты.

Поклоны в храме класть так, чтобы рука доставала до пола. Ходить – руками не размахивать.

Архимандрит Петр в миру был профессиональным музыкантом и известным дирижером. Его музыкальная одаренность и любовь к музыке стала для нас, первых сестер обители, помощью и вдохновением при разучивании богослужебных песнопений. Он умел зажечь всех, настроить на высокую «планку», умело подсказать музыкальные оплошности каждой.

Важно было то, как он собирал хор. Многие петь не умели, многие и нот не знали, некоторые пели невпопад, но нашего Батюшку это нисколько не смущало. Он всех собирал вместе на клирос, и способных, и неспособных. Просто заставлял стоять вместе. Кто-то пел, а кто-то просто слушал, но какая была сплоченность! Быть вместе на соборной молитве – это так важно! Мы чувствовали плечо друг друга, мы опирались друг на друга. Это было сестричество в едином духе и была большая радость! Так рос наш хор.

У Батюшки был идеальный слух, и он мог после службы подойти к тебе и сказать: «Ты занижаешь!» Удивляешься, как он в большом хоре голосов мог это услышать во время службы, если сам он занят в алтаре и, казалось, полностью поглощен происходящим там.

Иногда, присутствуя на спевке, мог очень быстро расставить какие-то музыкальные акценты, все сразу как-то улаживалось неразрешимое и спорное.

А главное, отец Петр мог вдохновить, поднять дух певческий, поднять настроение, объединить! Каждому уделял внимание, просил петь, помогал поверить в свои силы.

Батюшка постоянно нам говорил, что мы должны ходить на клирос, учить тропари, песнопения, читать с листа богослужебные тексты, не пропускать службы без уважительных причин.

Памяти архимандрита Петра

Вы в памяти у сестер навсегда,
И помнят вас монахи и миряне.
Дела, что совершили – никогда
Не позабудутся во временном тумане.

И проповеди Ваши, и слова,
Что просто Вы сказали в замечаньях
Не вычеркнут из памяти года,
И нас спасут из пропасти отчаяния.

Ушли туда, откуда нет возврата.
Но кто сказал, что из сердец ушли?
На Небесах, перед престолом Божиим
Покой и жизнь благую обрели.

Отцу Петру

Отца Петра я знала с детства,
Глаза с грустинкой, волосы седые.
Какой он добрый – знали все,
Он мудро говорил слова простые.

А седина – прошедшие года,
И сердце у него всегда открыто,
Ведь каждому дается по делам,
Поэтому он стал архимандритом.

Его труды Господь на Небесах сочтет,
Немало он открыл монастырей,
Его молитва нас убережет,
Чтоб нам дойти до райских врат скорей.