Матушку Надежду – супругу клирика Никольского женского монастыря протоиерея Владимира Постникова – в Шостье знает каждый: и стар, и мал. Про людей с таким характером, как у нее, журналисты обычно пишут: «человек с активной жизненной позицией». А сама она, когда хочет подчеркнуть, что своего всегда добьется и никаких трудностей не испугается, повторяет свою любимую фразу: «А мне что? Меня мама ночью родила!»
К каждому подойти с открытой душой, в любой беде помочь – это всё про нее, матушку Надежду. Много лет назад, в юности, она жила в военном городке. Там, на балу «Золотая осень» в гарнизонном доме офицеров, однажды познакомилась со своим будущим мужем. Вдвоем они мечтали о том, что когда-нибудь у них будет свой домик в деревне. Но и представить себе не могли, как именно исполнится эта мечта…
– Матушка Надежда, когда и как вы оказались в Шостье?
– Здесь, в Шостье, мы уже 23 года. Когда отца Владимира рукоположили, он привез меня сюда. Помню, мы приехали 6 мая 2000-го. Это была суббота. Батюшка остановил машину, показал мне дом, в котором нам предстояло жить, а сам пошел к сестрам. Юлия Федоровна Панаева в ожидании нас всё в доме прибрала, вымыла, коврики постелила. Я зашла, осмотрелась. Вижу – кровать стоит точно такая, как у нас с мамой была, и диван такой же, как в том доме, где я родилась, и печка такая же, и окошки, и даже форточка такая же на кухне…
На улице шел дождь, было довольно прохладно. Я затопила печку, и сразу стало теплее, уютнее. А на утро побежала в сад. Он хоть и зарос крапивой, но яблони цвели, птички пели. И я поняла: тут я дома и никогда никуда отсюда не хочу уезжать!
– Раз вы тут уже больше 20 лет, то, наверное, помните, как восстанавливали наш Никольский храм? Как это было?
– Когда мы приехали, храм имел заброшенный вид, на крыше росли березки и гнездились птицы. На окнах, хоть и стояли решетки, но стекол было мало. Двери только одни закрывались, и внутри было очень холодно, никакого отопления. Не было ни лавочек, ни скамеек, ни икон. Иконы появлялись по мере восстановления храма. Их приносили люди: кто – свои, а кто – взятые из этого же храма после его закрытия и спасенные от уничтожения. Так что история про восстановление храма – она в первую очередь про людей.
Прежде чем храм передали Православной Церкви, в нем располагался склад. После него остались горы мусора, и первым делом этот мусор надо было убрать. Очень хорошо помогала школа: ученики, учителя, простые деревенские женщины. Помогал и сельский совет. Они ставили тележки около храма, и в эти тележки школьники собирали мусор, и потом его вывозили. Сколько мы таких тележек вывезли – не сосчитать…
Первую службу отец Владимир проводил на улице около храма, когда еще в нем ничего не было восстановлено. Да и потом далеко не сразу храм стал таким, как сейчас: приходилось терпеть неудобства и мерзнуть. Но даже в самые сильные морозы храм не пустовал. Люди укутывались посильнее, надевали валенки, клали дощечки под ноги и так стояли на службе – и взрослые, и дети. Чтобы святые дары не замерзали, в алтаре приходилось включать электрический обогреватель. И вот однажды поздно вечером, когда мы уже легли спать, раздался стук в окно. Гляжу, а это Людмила Александровна, которая в сельском клубе работала. «Надежда, – говорит, – беги скорее, там в алтаре что-то искрит, вот-вот пожар начнется!». Ну, конечно, батюшка сразу побежал, заискривший обогреватель отключил, пожар удалось предотвратить.
После этого в храме установили печку, которую топили дровами, а потом и газ провели. Отреставрировали крышу. Привезли железо, начали работать. Рядом с храмом лавочка была, на ней обычно с раннего утра собирались местные мужики. Заняться им нечем, сидят, курят, разговаривают. Видно, неловко им было бездельничать, когда рядом работа кипит, и стали они помогать.
А я стояла, смотрела и думала: «Эх, надо бы и в нашем доме крышу покрыть, а то ведь протекает она». Раз зашел к нам отец Петр и увидел, что на потолке разводы. Говорит мне: «Надежда, да что ж это такое? Я ведь отцу Владимиру три раза денег на починку крыши давал!» Спрашиваю у отца Владимира, как так получилось. А он: «Как же я себе буду крышу делать, когда в храме столько всего не сделано?»
Покрыли в храме крышу – начали заниматься стенами. Надеялись, что под верхним слоем сохранились старые фрески. Но, к сожалению, ничего не удалось восстановить. Тяжелая это была работа – очищать стены от копоти, сажи, паутины, остатков побелки и штукатурки. Мешками вытаскивали строительный мусор, а потом, готовясь к субботней службе, отмывали полы. И мы с дочерью Натальей мыли, и сестры из монастыря (тогда еще – подворья), и прихожанки: Люба Демина, Антонина Панаева и другие. Побелку отмывать – тряпок не напасешься. Полоскать приходилось много раз, и все равно не получалось отмыть дочиста. Раз в субботу мы вдвоем с Натальей весь храм вымыли, а к вечерней службе пришли – все полы белые! Я чуть не заплакала…
– Вот вы рассказываете, как шостьенцы помогали храм восстанавливать. А в целом-то как к вам, людям приезжим, они отнеслись?
– Отца Владимира местные жители сразу хорошо приняли, да и меня полюбили. Я старалась сблизиться с ними, знала, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят, понимала, что в деревне свой уклад жизни, и уважала его. Подружилась с бабушками, которые меня снабжали и яйцами, и молоком, и другими продуктами. Помню, раз пошла к одной их них за молоком и протягиваю ей деньги. А она: «Нет, я с тебя денег не возьму!».
Никогда я не забуду многих отзывчивых людей, всегда готовых помочь. Например, был один божий человек, которого все просто Мишкой звали. Бывало, придет, спросит: «Надежда, есть какие проблемы?» А я тогда уж каким-никаким хозяйством обзавелась, купила козу, чтобы для внучки молоко было. Да и по дому дела всегда находились, так что Мишкиной помощи я очень рада была. Он работал, а я ему платила немножко да кормила.
Еще часто вспоминаю другого божьего человека – Володю Сиверского. Все его жалели, старались то одежду какую-то теплую ему дать, то сапоги. Но ему всё не впрок. У него хоть и были проблемы с головой, но очень он любил бывать в храме. Приходил в любую погоду, свечки ставил, подходил к иконам, целовал их…
– Матушка Надежда, а у вас какие были эмоции, когда восстановительные работы в храме наконец-то завершились?
– Не только по окончанию работ, а после каждого маленького улучшения я испытывала огромную радость. Появились первые подсвечники, вазы для цветов, деревянные лавки – смотри-ка, красота какая! Появились специальные подставки, чтобы хоругви ставить – надо же, это у нас теперь так! Икону Николая Угодника из Москвы привезли, оклад для нее сделали – неужели это правда, не сон? И слезы счастья на глазах…
А как расписывали храм? Никогда этого не забуду! Занималась этим мать Параскева, а помогали ей буквально всем миром. Такая общая, соборная получилась работа. Параскева организовала местных детей, монахинь и всех-всех желающих. Каждый взял кисточку и что-то нарисовал. А вы про эмоции спрашиваете…
Да что там говорить! Вот уж совсем недавно еду из Касимова на машине и вижу, что у дороги установили указатель на монастырь – специальный такой стенд. Аж дух захватило: «Дожила! Это – про наш монастырь, это – про мое Шостье!»
– Происходили ли какие-нибудь чудеса в нашем храме?
– Мне кажется, то, как нам удалось собрать деньги на мозаичную икону Николаю Чудотворцу, это и есть настоящее чудо. А дело было так. Помню, пошла я в магазин водички купить. А у магазина стоят отец Петр и Женька Обедов. Отец Петр мне и говорит: «Вот, Надежда, местный житель рассказывает, что здесь, на внешней стене храма, раньше была икона». Я отвечаю: «Да, батюшка, я тоже такое слышала». А он: «Ну, тогда давай собирать деньги. Будет у нас икона!» Я вздохнула: «Батюшка, а по сколько просить-то?» – «Проси по сто рублей, а там – кто сколько даст!»
Завела я тетрадку и стала подходить сначала к своим, о которых знаю, что они точно дадут на икону. Первыми дали моя внучка и еще бабушка одна, ну, и с себя я сто рублей взяла. Потом подошла к Валентине, которая в магазине продавщицей работала. Она-то никогда на доброе дело не откажет. И заходит в это время в магазин женщина одна, мы все ее Рыбкой звали. Я и ей говорю: «Слышала, отец Петр благословил деньги на икону собирать?» – «Да, слышала». – «Ну, так дай хоть сколько-нибудь». Вздохнула она и полезла в карман, достала мелочь: «Вот, всё, что у меня с собой есть. Хотела пивка купить… Возьмешь?» Я сказала, что возьму. Посчитала – 14 рублей 50 копеек…
Дальше к Шурочке Обедовой подошла: «А знаешь, – говорю, – что это твой сын батюшке про икону рассказал? Теперь вот деньги на нее собираем». Она достала купюры. «Вот, – говорит, – и за себя, и за сына».
Потом повстречался мне на улице дядя Коля Мумликов. Был тут такой старичок. Жена у него умерла, он в доме остался один, и мужики к нему приходили посидеть, а то и за кружечкой… Так вот, встретила я его, говорю: «Дай сто рублей на икону Николая Угодника» А он: «Денег нет, все с мужиками потратил, но я тебе потом отдам». Через какое-то время встречаю его в магазине. «Я, – говорит, – помню, что сто рублей тебе должен, подожди еще, я тебе отдам их». Потом на почте – то же самое… Проходит время, сижу я дома за столом, вдруг распахивается дверь, заходит дядя Коля, словно хозяин, в руке сторублевку держит: «Я тебе сто рублей должен. Вот, бери!». Я ему: «Дядя Коля, не мне, а Николаю Угоднику!» – «Ну так передай ему, что я отдал!»
Прошло много времени, умер дядя Коля, а я, как прохожу мимо его могилы на кладбище, обязательно остановлюсь и скажу: «Дядя Коля, передала я Николаю Угоднику, что ты ему на икону сто рублей отдал»… Ну, не чудо разве, что по таким крохам собирали – и собрали!
– А как сегодня живет сельская община?
– Общинная жизнь у нас сейчас строится на взаимной поддержке и на сотрудничестве с монастырем. Монастырь многое для села делает, и сельская община старается отплатить добром за добро. У нас такие люди, что сами, по своей инициативе, могут для других что-то полезное сделать. В первую очередь – на своей машине подвести тех, у кото машины нет. Пожилому человеку, инвалиду всегда помогут и до врача добраться, и в храм на службу, и по другим надобностям. В пандемию особенно важно было, чтобы люди друг другу помогали, и такая помощь у нас была. Если у кого вдруг несчастье случается, он один не останется. Всегда найдутся те, кто возьмется и покойника отпеть, и вдову или вдовца добрым словом и делом поддержать. Да и праздничные события мы тоже встречаем вместе. Особенно когда у кого-то юбилей – соберемся после службы, идем чай пить. И уж тут чаепитие и с поздравлениями, и с песнями, и со стихами… Нужно помочь в храме прибраться перед Пасхой или другим большим праздником – помогут, надо в монастырском хозяйстве подсобить, когда аврал – тоже собираем народ. Например, был большой урожай картошки. Как же мы радовались, когда ее перебирали, что картошки много! И морковь помогали сестрам собирать, и грибы чистить, которые сестры у грибников на зиму закупили. А монастырские нас за помощь всегда отблагодарят: картошки дадут, молока. Вот так, друг за друга держась, и живем…
– Трудно ли быть женой священника?
– Быть женой священника – значит всю жизнь послушание нести. А уж трудно это или легко – сами судите. Есть такой известный факт: искреннее послушание душу радостью наполняет!